По маленьким дорожкам - Татьяна Мищенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ермолай понимал, что сломленные, готовые унижаться пред всяким господином рабы, вызывают лишь отвращение. Но всё же решил поступиться на время, своими атавистическими понятиями чести и достоинства. Он упал пред судьёй на колени, и полностью признал вину. Судья как-то быстро успокоился, дал отбой автоматчикам, и удалился в совещательную комнату для вынесения смертного приговора. Через вечность, грозный служитель Фемиды вернулся. На устах его играла зловеще-довольная улыбка. Раскрыв чёрную папочку, мучитель стал зачитывать приговор. Легко, словно играючи манипулировал он юридическими терминами, перечислял огромное количество статей, по которым обвинялся Ермолай, пару раз даже матюгнулся. Наконец, титан юридической мысли чуть замедлил ход речи и провозгласил:
– …восемь часов…
Ермолай подумал, что ослышался. Или может, судья оговорился? Вероятно не восемь часов, а восемь лет. Но переспрашивать постеснялся.
– …восемь часов… – всё никак не хотел униматься судья.
«Когда я освобожусь, мне будет сорок четыре года», – подумал Ермолай и заплакал.
– Я пошла! – сообщил судья женским голосом.
«Трансвестит что ли?» – подумал Ермолай и брезгливо скривился.
Потом на голову хлынул поток ледяной воды. «По-моему в нашей стране запрещены пытки. Или я не в контексте?», – холодея от перспективы быть подвергнутым телесному истязанию, подумал несчастный осуждённый.
Но дальше, больше. Его ударил по лицу один из приставов. Несмотря на то, что сделать хороший замах мешали прутья клетки, удар получился хлёстким и болезненным. Как такое могло случиться? Скорей всего этих Церберов учат издеваться над людьми.
В помещении, которое по предположению Ермолая было залом судебного заседания, явственно запахло табачным дымом. Лопухов никогда сам не курил в закрытых, непроветриваемых помещениях, и другим не позволял. Это был его пунктик. Накопив храбрости, готовясь за строптивость опять получить по морде, он что есть мочи заорал, чтобы приставы не курили. И тогда судья, достал из-под мантии охотничий нарезной карабин Сайга, и с глумливым смехом выстрелил строптивцу в голову.
Никогда ещё Лопухов так не радовался возвращению в этот мир. Увидев родной потолок, он чуть не заплакал от умиления. А во сне то, похоже, плакал по-настоящему. Влага на лице и промокшая насквозь подушка, заставили припомнить стихотворную строчку: «Над вымыслом слезами обольюсь». Ой, до чего точно сказано! Однако, любитель классической поэзии, тут же ощутил дискомфорт. Метнул взгляд на кресло. А там, подмяв под свою, в общем-то, весьма симпатичную попку, сваленную кучей-малой его одежду, развалившись по-хозяйски, курила Алиса.
– Немедленно погаси сигарету! Я сам не курю в доме, и гостям своим не позволяю.
Алиса никак не отреагировала на замечание, и, продолжая пускать дым в потолок, изрекла томно:
– Я бужу тебя уже полчаса. Даже воду холодную лила. Спишь как сурок. Вставай – пора ехать.
Ермолай чуть было не спросил: куда? Но вовремя вспомнил, что по инструкции Елизаветы, они с Алисой сегодня должны ехать в детский дом, и разыскать там бабу Галю.
– Как ты сюда попала? И где Вовка?
– Дверь мне открыл Вова. Потом они с Елизаветой поехали на дачу. Императрица решила, что ребёнка нужно откормить и дать подышать свежим деревенским воздухом.
«Императрица!», – скривился Ермолай, однако признал, что лучшего прозвища для авторитарной старушки не придумаешь. Да и имечко у неё подходящее.
– Как это увезла?! – фальшиво вскричал Ермолай.
Он подумал, что любой добропорядочный папаша, должен именно так возмутиться по поводу произвола в отношении его ребёнка. Впрочем, души в реплику не вложил. То ли ото сна не отошёл, то ли градус чувствования был намного ниже, чем подобало.
– Ой, только не делай вид, что, ты огорчён! – раскусив Лопуховские манипуляции с чувствами, попросила Алиса. – Елизавета позаботится о ребёнке должным образом. И потом, по-моему, они уже подружились.
Лопухов надеялся, что девушка имеет хоть какое-то представление о приличиях, и покинет комнату, дав ему возможность прикрыть грешное тело одеждой. Но Алису, похоже, не волновали такие малозначительные детали как полуголый мужчина, она даже не думала двигаться с места. И Лопухов принужден был надевать штаны под одеялом. Попросить девушку выйти, он почему-то не догадался.
И ему потребовался ещё целый час, для того, чтобы привести себя в относительный порядок. И часа полтора на сборы. Ведь ехать предстояло долго, – по расчётам всезнающей Елизаветы часов пять-шесть. И это только в один конец. И Лопухов методично наполнял огромную дорожную сумку вещами так, словно собирался в экспедицию на Северный полюс. Алиса поторапливала его ежесекундно, вот прямо все нервы истрепала.
Перед дальней дорожкой Ермолай решил побаловать себя водочкой. Не то чтобы очень хотелось выпить, а так, на всякий случай, чтобы форму не потерять. Едва спиртное дошло до мозга, на пьяницу снизошло откровение, смысл которого заключался в том, что жизнь прекрасна и удивительна.
От внимания Алисы не ускользнула резкая перемена настроения у своего напарника, и она догадалась от чего именно, произошла такая метаморфоза. Но это знание она никак не обнаружила, справедливо рассудив, что если сейчас начать ругаться, то они уже вообще никуда не поедут.
И вот, около одиннадцати часов утра, «Москвич 412» с красным от стыда водителем и беспристрастной пассажиркой, забряцав всеми деталями, тронулся в дальнюю дорогу. Попутчики главным образом молчали, и лишь изредка перекидывались краткими репликами. Ермолай воспользовавшись столь благоприятной ситуацией (он не сомневался, что Алиса будет трещать всю дорогу и приставать с глупыми вопросами), решил поразмышлять на досуге о своей неудачно складывающейся жизни. Но отчего-то всё никак не мог сосредоточиться. Покопавшись в чувствованиях, обнаружил, что помехой, как не печально признавать, была девушка сидящая так близко на пассажирском сидении.
Не то чтобы она волновала Ермолая… Вчерашняя эйфория от бурной встречи прошла. Лопухов уже составил своё мужское мнение насчёт Алисы: неуравновешенная истеричка, конечная психопатка. А он всегда сторонился таких женщин.
В мединституте преподаватель по психиатрии, не раз любил говаривать своим студентам: «Бойтесь истеричек! При любой возможности бегите от них!». И как бы спохватившись, добавлял: «Конечно, если общение с данными особами, не будет входить в круг ваших профессиональных обязанностей».
Психиатром Ермолай не стал. В его стоматологический кабинет время от времени наведывались чрезмерно эмоциональные особы, но тот, кто предупреждён – вооружён, и Лопухов всякий раз умело купировал начинающийся припадок.
Так отчего он всё время отвлекался мыслями на Алису? Кстати, он только теперь разглядел, что она сегодня была одета весьма странно. На дворе июль, а эта ненормальная облачилась в чёрные джинсы, чёрную водолазку, а на голове туго повязанная чёрная капроновая косынка. Завершали ансамбль белые кроссовки. Более разумные соплеменницы Алисы, щеголяли в нарядах максимально демонстрирующих их прелести, а она наглухо запаковалась, словно отгородилась от внешнего мира.
– Ты почему так тепло одета? – пробуя открыть окно, чтобы впустить в салон толику свежего воздуха, полюбопытствовал Ермолай.
Алиса не отрывая взгляд от дороги, немного подумав, всё же удосужилась ответить:
– У меня траур.
Ермолай похолодел. Неужели бабуля не открыла правду? Ну и ведьма! Заставляет внучку страдать, причём сознательно.
Лопухов, несмотря на стойкую антипатию к девушке, всё же пожалел её. Тщательно подбирая слова, сообщил, что её возлюбленный жив.
– Я знаю, – спокойно выслушав блеянье Ермолая, ответила Алиса.
– Тогда по какому поводу траур? – вконец растерялся Лопухов.
– Я скорблю по потерянной любви!
«Фу ты, ну ты, пальцы гнуты! Какие мы серьёзные!». Ответ Алисы вызвал в душе Лопухова не только раздражение, но и откровенную злость. Он страстно хотел теперь, поскорее решить проблему с Вовкой, и навсегда распрощаться с неадекватной девицей.
Маленький провинциальный городок Жилкинск, похожий на все населенные пункты, обладающие подобным статусом, встретил путешественников не радостно, но и не агрессивно. Городок просто остался равнодушен к визитерам. Вот если бы они взъехали в провинциальное обиталище на презентабельном автомобиле, то возможно, местные жители и обратили бы хоть какое-то внимание на чужаков. А так, у половины горожан были подобные ретромобили, и потому, колымага непрошеных гостей, вполне органично вписалась в повседневный уличный городской пейзаж Жилкинска.
– Вы не подскажете, как проехать к детскому дому? – обратился Ермолай к молодой женщине с коляской.